Брюс Шнайер: Психология безопасности, часть третья

Психология безопасности, часть первая
Психология безопасности, часть вторая

Репрезентативность

Репрезентативность – это эвристический метод, посредством которой мы оцениваем, что вероятность того, что пример принадлежит к определенному классу, определяется тем, насколько точно пример представляет этот класс. На первый взгляд, этот эвристический метод кажется разумным. Но он может привести к ошибочным результатам, если не быть с ним осторожным.

Идея довольно сложная, однако есть эксперимент, с помощью которого все станет абсолютно понятным. Испытуемым дали описание женщины по имени Линда:

«Линде 31 год, она не замужем, не скрывает своего мнения, очень умна. Она специализируется в философии. В студенческие годы ее волновали вопросы дискриминации и социальной справедливости, также она участвовала в демонстрациях против ядерного оружия».

Затем испытуемым дали список из восьми утверждений, касающихся ее настоящей деятельности. Большинство из них были ложными («Линда – учитель в начальной школе», «Линда психиатр и социальный работник» и так далее), но два из них были наиболее важны: номер 6 («Линда – банковский служащий») и номер 8 («Линда банковский служащий и активист феминистского движения»). Половину испытуемых попросили оценить восемь суждений по тому, насколько Линда похожа на типичного представителя, который этими суждениями описан, другую половину попросили оценить утверждения, основываясь на вероятности.

Из первой группы испытуемых 85% сказали, что Линда больше всего напоминает стереотип феминистки и банковского служащего, чем просто банковского служащего. Этому есть разумные основания. Но из второй группы 89% тоже думали, что Линда, скорее всего, была феминисткой и банковским служащим, чем просто банковским служащим. С математической точки зрения, это просто смешно. Невозможно, чтобы вторая альтернатива была более вероятна, чем первая, потому что вторая – это подмножество первой.

Как объяснили исследователи: «Так как количество подробностей в сценарии увеличивается, его вероятность может только стабильно снижаться, но его репрезентативность и кажущееся правдоподобие может увеличиваться. Полагание на репрезентативность, как нам кажется, является основанием неоправданной привлекательности более подробных сценариев и иллюзорного ощущения проникновения в суть, которое дают такие конструкции».

Разве это не объясняет тот факт, что многие люди более серьезно относятся к опасностям, про которые снимаются кинофильмы (а это не более чем специфические сценарии угроз), чем к угрозам более широкого плана?

В другом эксперименте двум группам испытуемых показали описания личностей некоторых людей. Описания были сделаны таким образом, чтобы быть стереотипными для инженеров и адвокатов. Вот пример описания стереотипного инженера:

«Том В. обладает высоким интеллектом, но ему не хватает творческой жилки. У него выражена потребность в порядке и ясности, а также в стройных системах, где каждая деталь находится на своем месте. Он пишет скучно и механично, иногда разбавляя текст избитыми каламбурами и всплесками воображения в научно-фантастическом стиле. У него есть сильное стремление знать обо всем как можно больше. По всей видимости, он малочувствителен и не испытывает жалости к другим людям. Ему также не очень нравится общаться с другими. Он зациклен на себе, но, тем не менее, у него прочные нравственные устои».

Затем испытуемых попросили указать вероятность, с которой каждое из таких описания принадлежало бы инженеру или адвокату. Одной группе испытуемых сказали следующее:

• Условие A: совокупность состоит из 70 инженеров и 30 адвокатов.

Второй группе испытуемых дали следующую информацию о совокупности :

• Условие B: совокупность состоит из 30 инженеров и 70 адвокатов.

Статистически, вероятность того, что то или иное описание принадлежит инженеру, а не адвокату, гораздо выше при условии A, чем при условии B. Однако испытуемые указали одинаковое соотношение в обоих случаях. Они основывали свои суждения только на стереотипных характеристиках инженеров и адвокатов и игнорировали вероятностные соотношения двух категорий.

Интересно, что когда испытуемым вообще не дали описания личностей и спросили о вероятности, с которой случайный человек будет инженером, они ответили правильно: 70% при условии A и 30% при условии B. Однако когда им дали нейтральное описание личности, которое не подходило не под один стереотип, вероятность того, что оно подходит инженеру, оценивалась испытуемыми в 50% как при условии A, так и при условии B.

Рассмотрим третий эксперимент. Испытуемым (студентам колледжа) дали исследование, в которое было включено два вопроса: «Насколько вы счастливы в жизни в общем?» и «Сколько свиданий у вас было в прошлом месяце?» При таком порядке вопросов не было установлено корреляции между ответами. Но когда вопросы были заданы в другом порядке (то есть когда в исследовании в первую очередь напоминалось испытуемым, каково состояние их личной жизни, перед тем, как спросить, насколько они удовлетворены жизнью вообще) была установлена 66% корреляция.

Репрезентативность также объясняет ошибочность средней частоты событий в случаях, когда люди забывают, что если тот или иной параметр встречается довольно редко, даже тщательная проверка этого параметра будет показывать ложные положительные результаты более часто, чем этот параметр будет проявляться в действительности. Люди, занимающиеся безопасностью, каждый раз сталкиваются с этой эвристикой, когда кто-то пытается продавать такие вещи, как средства сканирования лица, профилирования или интеллектуального анализа данных в качестве эффективных способов поиска террористов.

И наконец, репрезентативность объясняет «закон малых чисел», когда люди думают, что вероятности, рассчитанные на долгосрочный период, справедливы также и для коротких промежутков времени. Это, конечно же, неверно: если в результате трех подбрасываний монеты подряд выпадает решка, шанс того, что в четвертый раз выпадет орел, не более 50%. Монета не обязана поменять сторону. И, тем не менее, эксперименты демонстрируют, что люди считают иначе, особенно это касается ситуаций со спортивными ставками.

Эвристика затрат

У людей наблюдается множество патологических предрассудков, связанных с затратами, и здесь мы не будем обсуждать их все. Есть несколько определенных эвристических правил, которые мне хотелось бы обобщить поскольку если мы не сможем верно оценить расходы (денежные или абстрактные), у нас не получится приемлемого компромисса безопасности.

Мысленный учет

Мысленный учет – это процесс, благодаря которому люди разделяют различные затраты по категориям. Люди не просто думают о затратах как о затратах – положение вещей гораздо более запутанное.

Рассмотрим нерациональные результаты двух экспериментов.

В первом испытуемых просили дать ответ на один из следующих вопросов:

• Компромисс 1: Представьте, что вы решили посмотреть пьесу, и билет стоит $10. Когда вы вошли в театр вы обнаружили, что потеряли банкноту в $10. Вы заплатите $10 за билет?
• Компромисс 2: Представьте, что вы решили посмотреть пьесу, и билет стоит $10. Когда вы вошли в театр вы обнаружили, что потеряли билет. На местах нет номеров, и билет нельзя восстановить. Вы заплатите $10 за другой билет?

Результаты компромисса абсолютно одинаковы. В обоих случаях вы либо увидите пьесу за $20, либо не увидите ее, но потеряете $10. Однако люди не воспринимают их как идентичные компромиссы. В случае компромисса 1 88% испытуемых ответили, что они все равно купят билет. Однако в случае с компромиссом 2 только 46% сказали, что купят второй билет. Исследователи заключили, что здесь имеет место некий мысленный учет, и два разных десятидолларовых платежа исходят из различных мысленных бюджетов.

Второй эксперимент был похожим. Испытуемых спросили:

• Представьте, что вы собираетесь купить куртку за $125 и калькулятор за $15. Продавец калькулятора информирует вас, что калькулятор, который вы собираетесь купить, стоит $10 в другом магазине, который находится в 20 минутах езды отсюда. Вы поедете в другой магазин?
• Представьте, что вы собираетесь купить куртку за $15 и калькулятор за $125. Продавец калькулятора информирует вас, что калькулятор, который вы собираетесь купить, стоит $120 в другом магазине, который находится в 20 минутах езды отсюда. Вы поедете в другой магазин?

Не удивляйтесь, что калькулятор может стоить $125 – это старый эксперимент. Эти два вопроса фактически идентичны: совершите ли вы 20-минутную поездку, чтобы сэкономить $5. Однако когда 68% совершили бы эту поездку, чтобы сэкономить $5 на покупке 15-долларового калькулятора, только 29% поехали бы, чтобы сэкономить $5 на покупке 125-долларового калькулятора.

Приведем пример, еще лучше иллюстрирующий мысленный учет. В одном эксперименте испытуемых попросили представить, что они лежат на пляже в жаркий день и хотят выпить бутылочку своего любимого холодного пива. Им надо было представить, что друг собирался пойти позвонить (это было в 1985 году, до сотовых телефонов) и предложил купить любимый сорт пива, если испытуемые дали бы ему денег на это. Затем испытуемых спросили, сколько, самое большее, они бы дали на покупку пива?

Испытуемых разделили на две группы. В первой группе друг предложил купить пиво в курортном отеле. Во второй группе друг предложил купить пиво в захудалом бакалейном магазинчике. С чисто экономической точки зрения, не должно иметь значения, где делается покупка. Цена любимого сорта пива в жаркий день не должна зависеть от того, где оно будет куплено. (Если выражаться экономическим языком, опыт потребления один и тот же.) Но люди в среднем были готовы отдать $2,65 за пиво из гостиницы, и только $1,50 за пиво из захудалого продовольственного магазина.

Экспериментаторы пришли к заключению, что испытуемые держали в голове базовые цены, которые зависели от обстоятельств. И так как базовая цена была разная при разных сценариях, люди готовы были расстаться с разными суммами. Отсюда и субоптимальный результат. Как пишет Тэйер, «испытывающий жажду любитель пива, который заплатил бы $4 за пиво из отеля, и только $2 за пиво из магазина, упустил бы шанс попить пиво, если бы в магазине оно стоило $2,50».

Исследователями описаны всевозможные проявления мысленного учета. Мелкие расходы часто не «записываются», так что люди легче расстаются с деньгами на такие вещи, как утренний кофе. Именно поэтому рекламщики часто описывают крупные суммы годовой оплаты как «всего несколько долларов в день». Люди разделяют «легкие» деньги и серьезные деньги. Поэтому им легче потратить $100, выигранных на футбольном тотализаторе, чем заплатить $100 налога. Кроме того, у людей различные мысленные бюджеты. В одном эксперименте, который иллюстрирует это наблюдение, у двух групп испытуемых спросили, хотят ли они купить билеты на пьесу. Первую группу попросили представить, что они уже потратили $50 на этой неделе на посещение баскетбольного матча, тогда как вторую попросили представить, что на этой неделе они получили штраф за парковку в $50. Те, кто потратил $50 на баскетбольный матч (из того же мысленного бюджета) менее охотно расставались с деньгами на билеты на пьесу, чем те, кто потратил $50 на штраф за неправильную парковку (из другого мысленного бюджета).

Один интересный эффект мысленного учета можно наблюдать на скачках. Игроки к концу дня перестают ставить на фаворитов и больше склоняются к тому, чтобы ставить на участников с наименьшими шансами. Это объясняется тем, что игроки в среднем проигрывают к концу дня (в тотализаторах средняя ставка всегда проигрышная), а участник скачек с небольшими шансами может позволить игроку отыграться. Мы имеем дело с мыслительным бюджетом «ставки в день», и игроки не хотят в конце дня оставаться в убытке.

Влияние мысленного учета на компромиссы безопасности не так ясно, но я уверен, что существует мысленный бюджет для «безопасности» или «защиты», и деньги, которые тратятся из этого бюджета, ощущаются по другому, чем деньги, которые тратятся из других мысленных бюджетов. Бьюсь об заклад, у нас такая же модель мысленного учета для невзаимозаменяемых затрат, таких как риски: риски из одного бюджета не так-то просто сравниваются с рисками из другого бюджета. То есть, мы с готовностью принимаем значительную долю риска в бюджете на наш досуг (скайдайвинг, жонглирование ножами, да что угодно), в то время как даже слышать о нем не хотим, если он оценивается с точки зрения другого бюджета.

Дисконтирование во времени

«Дисконтирование во времени» – это термин, который используется, чтобы описать тенденцию человека преуменьшать затраты и выгоды, предстоящие в будущем. Это оправданно с экономической точки зрения: стоимость, выплачиваемая в течение года, – это не то же самое, что стоимость, выплачиваемая сейчас потому, что деньги могут быть инвестированы и принести прибыль в течение года. Таким образом, выгода, которую можно получить в течение года, менее ценна, чем выгода, которую можно получить сегодня.

В 1937 году экономист Пол Самуэльсон предложил модель дисконтируемой полезности для объяснения таких случаев. В целом, нечто стоит больше сегодня, чем в будущем. Иметь дом сейчас стоит больше, чем иметь его через десять лет, потому что у вас будет еще десять лет благополучного проживания в этом доме. Деньги стоят больше сейчас, чем они будут стоить спустя годы: именно поэтому банки платят вам за возможность хранить в них деньги.

Модель сниженной полезности предполагает, что стоимость вещей снижается в зависимости от определенного соотношения. Существует математическая формула, которая позволяет вычислить, что дороже – $100 сегодня или $120 через двенадцать месяцев, в зависимости от процентных ставок. Сегодня, например, ставка равна 6,25%, что означает, что $100 равны $106,25 через двенадцать месяцев. Но, конечно, с людьми все гораздо сложнее.

Существует, например, эффект величины: небольшие суммы дисконтируются больше, чем крупные. В одном эксперименте испытуемых попросили выбрать между суммой денег сегодня или большей суммой через год. Результаты заставили бы удивиться любого банкира. Людям было все равно, получат ли они $15 сейчас или $60 через двенадцать месяцев. В то же время им было все равно, получат ли они $250 сегодня или $350 через двенадцать месяцев, и $3000 сегодня или $4000 через двенадцать месяцев. Если просчитать это математически, то ставка дисконтирования будет 139%, 34% и 29% – все они были получены от испытуемых единовременно в зависимости от исходных сумм в долларах.

Это справедливо и в случаях с потерями, хотя прибыли дисконтируются в большей степени, чем потери. Другими словами, человек может не делать различия между $250 сегодня и $350 через двенадцать месяцев, однако с большей охотой выплатит $250 сегодня, чем $350 через двенадцать месяцев. Заметьте, как дисконтирование во времени пересекается здесь с теорией проспектов.

Также предпочтения на получение выгоды могут меняться в зависимости от времени принятия решения и времени получения этой выгоды. Так, человек может предпочесть $100 взамен на $110 завтра, однако выберет $110 через 31 день вместо $100 через тридцать дней.

Кроме того, в дисконтировании во времени имеют место эффекты фрейминга (формулировки проблемы). Вы можете интерпретировать что-либо как ускорение или задержку по сравнению с базовой точкой отсчета, и это будет восприниматься совершенно по-разному. В одном эксперименте предполагалось, что испытуемые собираются получить видеомагнитофон в течение двенадцати месяцев, и они заплатили бы $54 за то, чтобы получить его немедленно, однако испытуемые, которые должны были получить магнитофон немедленно, требовали в среднем скидку в $126 за годовую задержку доставки. Это относится и к расходам в принципе – люди заплатили бы больше, чтобы поторопить выплаты, чем заплатить за их отсрочку.

При прочтении соответствующей литературы кажется, что теория дисконтированной полезности полна нюансов, сложностей и противоречий. Дисконтирование во времени особенно проявляется среди молодых людей, эмоциональное состояние которых обычно более насыщено (и страх, разумеется, является состоянием такого рода), и среди людей, которые сбиты с толку, находятся в смятении. Однако очевидно, что происходит еще некое мысленное дисконтирование, только оно проявляется нелинейным образом и его основу не так легко сформулировать.

Эвристика, влияющая на принятие решений

И наконец, существуют предубеждения и эвристические методы, которые влияют на принятие компромиссных решений. Как и многие другие проявления эвристических правил, которые мы обсуждали, они являются общими для человеческого мышления и не могут быть отнесены только к безопасности. Но, тем не менее, они важны.

Для начала, коснемся еще нескольких эффектов фрейминга.

Большинство из нас смогут вспомнить историю о том, что психологи называют «эффектом контекста»: предпочтения из списка возможных вариантов зависят от того, какие возможные варианты находятся в наборе. Этот эффект был подтвержден в разного рода экспериментах (достаточно вспомнить эксперимент, в котором люди должны были платить за холодное пиво, лежа на пляже в жаркий день), и большинство из нас смогут вспомнить историю из своей жизни, которая бы подтверждала это эвристическое правило.

Например, люди склонны выбирать варианты, которые преобладают над другими возможными вариантами или выбирают компромиссные варианты, которые расположены между противоположными вариантами. Если вы хотите, чтобы ваш босс принял бюджет безопасности на миллион долларов, то у вас будет больше шансов, если вы предъявите ему три проекта: $500 000, $1 000 000, и $2 000 000 соответственно, чем, если вы предоставите ему выбор между $250 000, $500 000 и $1 000 000.

Житейское правило избегать крайностей оправдано. Однако оно может подвести, когда ему противопоставляется интеллект, манипулирующий набором возможных вариантов таким образом, что один из них не кажется крайностью.

Еще одним эвристическим правилом является «вилка выбора». По-другому это можно назвать «выбор из ассортимента». Обычно люди имеют склонность выбирать большее количество товаров, когда вилка выбора раздвинута широко, чем когда узко. Например, в одном эксперименте студентов попросили выбрать один из шести видов завтрака, который они должны были получать перед началом занятий следующие три недели. Одна группа должна была выбрать завтраки на три недели заранее, тогда так другая группа делала выбор каждый раз перед началом занятий. Из первой группы 64% выбрали разные виды завтраков, но только 9% второй группы поступили также.

Интерпретировать этот эксперимент можно следующим образом – мы переоцениваем значение широкого ассортимента. При взгляде в будущее на три недели вперед перспектива получать разные завтраки казалась заманчивой, но, когда выбор надо сделать здесь и сейчас, мы выбираем то, что нам нравится. Возможна и более широкая интерпретация, которая появилась в результате похожих экспериментов и напрямую связана с риском: при необходимости неоднократно принимать рискованные решения, если воспринимать их как группу, то они кажутся менее рискованными, чем если их воспринимать по отдельности. Возвращаясь к финансовому вопросу, человек может отказаться принять участие в определенной авантюре, считая ее слишком рискованной, однако может согласиться принять участие в нескольких таких авантюрах.

Опять-таки, результаты компромисса зависят от контекста компромисса.

Дальше – больше. Психологи выделили «эффект якорения», когда решения принимаются под воздействием случайной информации, которая находится близко с когнитивной и временной точкой зрения. В одном эксперименте испытуемым показали колесо рулетки, на которое были нанесены цифры от 0 до 100, и попросили сделать предположение, было ли количество африканских стран, являющихся членами ООН, больше или меньше выпадающего числа. Затем их просили предположить точное количество африканских стран в ООН.

Даже при условии того, что выпадающий номер был случайным – и испытуемые об этом знали – их последнее мнение сильно от него зависело. То есть испытуемые, у которых случайной номер был больше, называли большее количество стран, чем те, у кого он был меньше.

Психологи выдвинули предположение, что выпадавший случайный номер стал для испытуемых «якорем», под который они мысленно подгоняли то, что считали правильным. Конечно, поскольку это было лишь догадкой, многие люди не в полной мере погоняли ответ под номер. Как ни странно, поздние эксперименты полностью подтвердили этот эффект.

И если вы еще не в полном отчаянии, вот еще один эксперимент, который подтолкнет вас к этому состоянию. В этом эксперименте испытуемым задавали один из этих двух вопросов:

• Вопрос 1: Процедура развода в этой стране должна быть упрощена, усложнена или остаться как есть?
• Вопрос 2: Процедура развода в этой стране должна быть упрощена, остаться как есть или усложнена?

При ответе на первый вопрос 23% испытуемых выбрали упрощение процедуры развода, 36% – усложнение и 41% испытуемых посчитали существующее положение вещей приемлемым. При ответе на второй вопрос 26% выбрали упрощение процедуры, 46% – усложнение и 29% испытуемых выбрали существующий порядок. Да, последовательность, в которой представлены альтернативы, влияет на результаты.

Это подтверждают и другие результаты, в том числе этот эффект сказывается и на успешности кандидатов в избирательных бюллетенях.

Другой эвристический метод, который влияет на компромиссы безопасности – это «предубеждение подтверждения». Люди склонны больше учитывать данные, которые подтверждают предварительно занимаемую ими позицию, чем те, которые ее опровергают. И даже хуже: люди, которые занимают позицию A, иногда считают, что свидетельство анти-A тоже поддерживает их позицию. Существует множество экспериментов, которые подтверждают это предубеждение и исследуют сложности, с ним связанные.

Если во всем этом и есть какая-то мораль, то она такова: личные предпочтения не сводятся к строгим моделям, четко представленным в виде графиков, которые можно увидеть в книгах по микроэкономике. В действительности предпочтения не такие однозначные, очень гибкие и сильно зависят от контекста, в котором они себя проявляют. Так что эвристика и предубеждения имеют значение. И немалое.

Смысл восприятия безопасности

Мы начали с разбора компромисса безопасности и перечисления пяти областей, в которых восприятие может отличаться от реальности.

• Степень серьезности риска.
• Вероятность риска.
• Объем затрат.
• Эффективность контрмер, снижающих вероятность риска.
• Сам компромисс.

Иногда во всех этих аспектах и всегда в аспекте 4 мы можем объяснить это расхождение недостатком информации. Однако иногда у нас есть достаточное количество информации и, тем не менее, мы идем на невыгодные компромиссы в области безопасности. Моей целью было дать читателям представление о сложных системах мозга, которые отвечают за эти компромиссы, и каким образом они могут нас подвести.

Конечно, мы где угодно можем пойти на невыгодный компромисс: выбирая завтрак на следующую неделю или отказываясь заплатить достаточную сумму за пиво в жаркий день. Однако компромиссы именно в области безопасности больше всего страдают от этих предубеждений, поскольку они крайне важны для нашего выживания. Задолго до того, как у наших предков появилась возможность задуматься о предпочтениях, которые можно распространить на будущие завтраки или о справедливой цене на холодное пиво, они были заняты борьбой с хищниками и налаживанием социальных связей с себе подобными. Эвристика нашего мозга, которая имеет дело с безопасностью, очень древняя, даже изношенная, а миндалевидное тело и того древнее.

Новым же, с эволюционной точки зрения, является разросшееся человеческое сообщество, в среде которого вызрела необходимость для новых компромиссных решений в области безопасности. Выше я упомянул, что технологический уровень и средства массовой информации являются двумя факторами современного общества, которые больше всего затрудняют выбор приемлемого компромисса (тонкости сложной технологической структуры скрыты, так что у нас недостаточно информации о рисках, которые она несет, а средства массовой информации постоянно производят живое, яркое и запоминающееся сенсорное воздействие), однако вопрос в действительности гораздо шире. Та часть головного мозга, которая должна принимать решения по поводу компромиссов в области безопасности, выражаясь словами Дэниэла Гилберта, «все еще находится на стадии «бета-тестирования».

Я только начал исследовать относящуюся к вопросу литературу по поведенческой экономике, психологии принятия решений, психологии риска и неврологии. Конечно, до многого я еще не добрался, особенно это касается поразительных по своей парадоксальности результатов множества экспериментов, которые проливают свет на наши эвристические методы и наши предубеждения. Но уже я понимаю гораздо четче, почему мы так часто идем на неоправданные компромиссы в области безопасности.

Когда я стал изучать литературу о психологии безопасности, я быстро осознал, что это исследование может быть использовано как во благо, так и во зло. Благим способом использования этого исследования было бы формирование понимания того, как сделать так, чтобы ощущение безопасности больше совпадало с реальностью безопасности. Иными словами, как мы должны показать людям, что им следует подвергнуть сомнению свое стандартное поведение? Предоставление им информации, очевидно, не является выходом – мы уже утопаем в информации, и приведенные в данной работе примеры эвристических правил основаны не на нехватке информации. Возможно, поняв, каким образом наш мозг обрабатывает риски и те эвристические правила и предубеждения, которые влияют на то, как мы судим о безопасности, мы сможем одержать верх над нашим природным началом и научиться находить более оправданные компромиссы. Возможно, мы научимся не поддаваться влиянию театральных эффектов в области безопасности и сумеем убедить других не поддаваться их воздействию.

Применением исследования во зло будет концентрация внимания на чувстве безопасности в ущерб реальности безопасности. В своей книге «Влияние» (Influence), Роберт Чалдини отмечает, что люди не могут анализировать каждое свое решение – это попросту невозможно. Людям нужна эвристика, чтобы идти по жизни. Чалдини анализирует, каким образом можно извлечь из этого выгоду. Мошенники, корпорации или правительства также могут воспользоваться эвристикой и предубеждениями, которые сформированы у нас в отношении безопасности. Концепции теории проспектов, фрейминг, доступность, репрезентативность, аффект и другие факторы являются ключевыми в сфере маркетинга и в политике. Они применяются повсеместно, однако в современном мире они все в большей степени применяются в области безопасности. Кто-то может воспользоваться данным исследованием, чтобы заставить других людей чувствовать себя в безопасности вместо того, чтобы обеспечить им реальную безопасность.

После всего, что я прочитал и написал, мне кажется, что способ использовать данное исследование во благо – нереалистичен, а во зло – неприемлем. Однако я вижу и третий способ – совмещение чувства и реальности безопасности.

Чувство и реальность безопасности отличаются друг от друга, но они очень тесно связаны. Мы идем на наиболее оправданные компромиссы в области безопасности (то есть те, которые в действительности обеспечивают нам безопасность при условии разумных затрат), когда наше чувство безопасности совпадает с реальностью безопасности. Если их баланс нарушается, то и оправданного компромисса не получается.

В прошлом я критиковал паллиативные средства безопасности, которые только заставляют людей чувствовать себя в безопасности, и называл это «театром безопасности». Однако при правильном использовании они могут послужить средством сближения ощущения безопасности с реальностью безопасности. Примером может служить появление упаковки с защитой от неправильного использования для лекарств, отпускаемых без рецепта врача, которые стали распространяться в такой упаковке после нескольких несвязанных друг с другом случаев отравления, получивших широкую огласку. В качестве контрмеры это было практически бессмысленно. Легко отравить еду и любое лекарство, не открывая упаковку (например, с помощью шприца) или открыть и снова запечатать упаковку таким образом, что клиент этого не заметит. Однако использование упаковки с защитой от неправильного использования привело к тому, что представление людей о собственной безопасности стало больше соответствовать реальному, т.е. минимальному риску. И именно по этой причине мера была оправданной.

Конечно, театр безопасности требует затрат, так же, как и настоящая безопасность. Он может стоить нам денег, времени, возможностей, свобод и так далее – и, в большинстве случаев, расходы превышают выгоды. А ведь театр безопасности не является заменителем реальной безопасности. Более того, злоупотребление театром безопасности может повлиять на чувство безопасности у людей таким образом, что оно будет превосходить реальность безопасности, что тоже не годится. Однако правильное применение некоторых театральных эффектов в условиях реальной безопасности может оказаться кстати, чтобы мы и были, и чувствовали себя в безопасности.