Столлман официально извинился за неподобающее поведение

Ричард Столлман извинился перед теми, кого он мог обидеть в своих высказываниях, призвал не перекладывать недовольство его действиями на Фонд СПО и попытался пояснить причины своего поведения. По его словам, он с детства не умел улавливать тонкие намёки, на которые реагировали другие люди. Столлман признаётся, что не сразу осознал то, что его стремление быть прямолинейным и честным в своих высказываниях, приводит к негативной реакции некоторых людей, доставляет неудобство и даже может оскорбить кого-то.

"Некоторое время спустя я обнаружил, что люди негативно реагируют на мое поведение, о чем я даже не подозревал. Стремясь быть прямым и честным в своих мыслях, я иногда доставлял моральные неудобства другим или даже оскорблял их, особенно женщин. У меня не было выбора, я недостаточно разбирался в этой проблеме, чтобы понимать, какие правильные варианты выражений есть в таких ситуациях.

Иногда я выходил из себя, потому что у меня не было социальных навыков, чтобы этого избежать. Некоторые люди могли с этим справиться и принимали меня таким, какой я есть, другие пострадали и были повержены вербальному насилию с моей стороны. Я приношу свои извинения каждому из них. Пожалуйста, направляйте свою критику в мой адрес, а не в Фонд СПО", - заявил Столлман..

Столлман также пояснил своё отношение к Мински и Эпштейну, неверно истолкованные некоторыми. Он считает Эпштейна преступником, который должен быть наказан, и был удивлён, когда узнал, что его действия по защите Марвина Мински воспринимаются как оправдание действий Эпштейна. Столлман попытался отстоять невиновность Мински, которого он хорошо знал, после того, как кто-то сравнил его вину с Эпштейном. Несправедливое обвинение разозлило и возмутило Столлмана, и он бросился на защиту Мински, что сделал бы и в отношении любого другого, в невиновности которого был уверен (впоследствии непричастность Мински была показана в ходе судебных заседаний). Столлман считает, что, говоря о несправедливом обвинении Мински, поступил правильно, но его ошибкой было то, что он не учёл, что обсуждение могло восприниматься в контексте несправедливости к женщинам, которую учинил Эпштейн.